Библиотека душ - Страница 85

Я был в норе пустóт, и вокруг меня грудой лежали множество тел этих существ. Они, возможно, были мертвы, но вероятнее всего они надышались того, что осталось от мизинца Матушки Пыль, и в результате получилась спутанная куча спагетти из смердящей, храпящей, и в основном бессознательной пустóтной плоти.

Я возблагодарил про себя Матушку Пыль и теперь с нарастающей тревогой гадал, сколько я уже нахожусь здесь. Час? День? Что случилось со всеми остальными наверху?

Нужно было идти. Несколько пустóт очнулись от сна, как и я, но они все еще были вялыми. С большим усилием я встал. Очевидно, мои раны были не такими глубокими, а кости не такими сломанными. Я стоял, покачиваясь, чувствуя головокружение, затем собрался и начал продвигаться через переплетение пустóт.

Я случайно пнул одну по голове. С ворчанием она проснулась и открыла глаза. Я застыл, думая о том, что если побегу, она лишь погонится за мной. Она посмотрела на меня, но похоже, не увидела во мне ни угрозы, ни потенциального обеда, а затем опять закрыла глаза.

Я продолжил пробираться дальше, стараясь внимательно выбирать место, куда поставить ногу, пока, наконец, не миновал ковер из пустóт и не достиг стены. Здесь туннель кончался. Путь наружу был надо мной: вертикальный желоб, около ста футов высотой, ведущий наверх, к открытой решетке и той захламленной комнате. Вдоль всего желоба располагались скобы, но расстояние между ними было слишком большим: они были построены для гибких языков пустóт, а не человеческих рук и ног. Я стоял и вглядывался в кольцо света над моей головой, в надежде, что там появится знакомое лицо, но не осмеливался позвать на помощь.

В отчаянье я прыгнул, царапая твердую стену и пытаясь ухватиться за первую ступеньку. Каким-то образом я дотянулся до нее. Подтянул себя. Внезапно я оказался более чем в десяти футах над землей. (Как я это сделал?) Я снова прыгнул и ухватился за следующую ступеньку, потом за следующую. Я карабкался по желобу, ноги поднимали меня все выше и выше, а руки дотягивались дальше, чем мне казалось возможным (Это какое-то безумие), и вот я уже наверху, высовываю голову из люка и выталкиваю себя в комнату.

Я даже не запыхался.

Я огляделся, увидел огонек Эммы и побежал к нему через загроможденную комнату. Я пытался позвать ее, но, похоже, не мог произнести ни слова. Не важно. Вот она, по другую сторону открытой стеклянной двери, в офисе. Уоррен был по эту сторону, привязанный к стулу, на котором до этого сидела мисс Клёст, и когда я приблизился, он застонал от страха и опрокинулся вместе со стулом. У двери появились настороженно заглядывающие в нее лица: Эмма, мисс Сапсан и Гораций, а позади них — остальные имбрины и наши друзья. Все там, все живы, прекрасно. Они были освобождены из клеток, но лишь для того, чтобы снова оказаться заточенными здесь, за взрывонепроницаемой массивной дверью бункера Каула, недоступными для тварей (пока), но запертыми в ловушке.

Их лица выражали ужас, и чем ближе я подходил к стеклянной двери, тем более испуганными они становились. Я пытался говорить, но слова выходили как-то не правильно, и мои друзья отпрыгнули назад.

«Это я, Джейкоб!»

То, что получилось у меня, когда я заговорил, вместо английского, было хриплое рычание и три длинных толстых языка, которые вырвались из моего собственного рта и заколыхались в воздухе у меня перед лицом. А затем я услышал, как кто-то из моих друзей, Енох, да, это был Енох, сказал вслух ту ужасную вещь, которая только что дошла до меня:

— Это пустóта!

«Нет!» — пытался сказать я, — «Я не пустóта!», — но все доказывало обратное. Я каким-то образом стал одной из них, может превратился от укуса, как вампир, или был убит, съеден, переварен, реинкарнирован… О, боже, боже, о господи… этого не может быть…

Я попытался протянуть к ним руки, сделать какой-нибудь жест, который можно было бы расценить как человеческий, раз уж мой рот подвел меня, но вперед потянулись мои языки.

Простите, простите, я не знаю, как управлять этой штукой.

Эмма вслепую замахнулась на меня рукой и попала. Внезапная обжигающая боль пронзила меня.

И я проснулся.

Опять.

Или вернее, подскочив от внезапной боли, я проснулся снова в своем теле, своем раненом человеческом теле, по-прежнему лежащим в темноте в полураскрытых челюстях спящей пустóты. И, тем не менее, я также был и той пустóтой наверху, втягивающей свой обожженный язык обратно в рот и пятящейся от двери. Я каким-то образом одновременно присутствовал в обоих разумах: и в разуме пустóты и в своем, и обнаружил, что могу управлять обоими. Могу поднять свою руку и руку пустóты, повернуть свою голову и голову пустóты, и проделывать все это, не произнося вслух ни слова, а просто подумав об этом.

Не понимая этого, и даже осознано не пытаясь, я научился владеть пустóтой до такой степени (видеть ее глазами, чувствовать ее кожей), что на какое-то время сам почувствовал себя пустóтой. Но теперь разница стала очевидной. Я был вот этим слабым и поломанным мальчиком, глубоко в яме, окруженный сонными монстрами. Они начали просыпаться, все, кроме того, что притащил меня сюда в своих челюстях (у него в организме было столько порошка, что он мог проспать годы), и сейчас садились, стряхивая с себя оцепенение.

Но они, похоже, не были заинтересованы в моем убийстве. Они смотрели на меня тихо и внимательно, рассевшись передо мной полукругом, словно послушные дети, когда им читают сказку. Ожидая команды.

Я выкатился из зубов пустóты на пол. Я мог сесть, но стоять было слишком больно. Но стоять могли они.