Мы вышли из-за шкафа и направились к нему. Я вспомнил, где я последний раз слышал эту песню: у дантиста, когда металлический крюк впивался в нежную розовую плоть моей десны.
«Ты превращаешь любовь в веселье».
Теперь мы были всего в нескольких ярдах от него. Эмма вытянула руку, приготовившись зажечь ее. Но едва мужчина оказался в пределах досягаемости, он заговорил с нами:
— Здравствуйте. Я вас ждал.
Это был тот самый отвратительно-вкрадчивый голос, который я никогда не забуду. Каул.
Эмма вызвала пламя, которое вырвалось из ее ладоней со звуком похожим на щелчок кнута.
— Говори, где имбрины, и я, возможно, оставлю тебя в живых!!!
Вздрогнув, мужчина резко развернул к нам свое вращающееся кресло. То, что мы увидели, заставило вздрогнуть нас: все его лицо ниже широко распахнутых глаз представляло собой массу расправленной плоти. Этот человек не был Каулом, он даже не был тварью, и он точно не мог заговорить с нами. Губы мужчины были сплавлены вместе. В руках он держал механический карандаш и небольшой пульт управления. Приколотая к халату табличка с именем гласила: «Уоррен».
— Ну-у, вы же не причините вреда старине Уоррену? — послышался снова голос Каула, исходящий из того же места, что и музыка — динамика на стене. — Хотя даже если вы это и сделаете, это не имеет большого значения. Он всего лишь мой интерн.
Уоррен вжался в крутящееся кресло, с ужасом взирая на пламя в руке Эммы.
— Где ты?! — заорала Эмма, оглядываясь вокруг.
— Не важно! — отозвался Каул в динамике. — Что важно, так это то, что вы зашли навестить меня. Я в восторге! Так гораздо проще, чем выслеживать вас.
— У нас целая армия странных на подходе! — соврала Эмма. — Та толпа у ворот — всего лишь острие копья. Говори, где имбрины, и, возможно, мы сможем уладить все миром!
— Армия?! — рассмеялся Каул. — Да во всем Лондоне не осталось достаточно боеспособных странных, чтобы собрать пожарную бригаду, не то чтобы армию. Что же до ваших жалких имбрин, то прибереги свои пустые угрозы, я с радостью покажу вам, где они. Уоррен, ты не окажешь нам честь?
Уоррен нажал кнопку на пульте, который держал в руке, и сбоку от нас с шумом отъехала в сторону панель в стене. За ней была вторая стена из толстого стекла, за которой находилась еще одна комната, погруженная в темноту.
Мы прижались к стеклу, приложив ладони к глазам, чтоб лучше видеть. Постепенно мы смогли разглядеть внутри очертания помещения, похожего на захламленный подвал: мешанина из мебели, тяжелых портьер и человеческих фигур, застывших посреди всего этого в странных позах. У большинства из них, похоже, как и у частей тела на столе Уоррена, была снята кожа.
О, мой бог, что он с ними сделал…
Мой взгляд метался по темной комнате, сердце колотилось.
— Там мисс Клёст! — воскликнула Эмма, и я тоже увидел ее.
Она сидела на стуле полубоком, мужеподобная и плосколицая, две идеально симметричные косы спадали по обеим сторонам ее лица. Мы били по стеклу и звали ее, но она лишь отрешенно смотрела в одну точку, словно в трансе, безразличная к нашим крикам.
— Что ты с ней сделал?! — закричал я. — Почему она не отвечает?!
— У нее просто изъяли часть души, — ответил Каул. — Это склонно вызывать некоторое онемение мозга.
— Ах ты ублюдок!!! — выкрикнула Эмма и ударила по стеклу. Уоррен, пятясь, откатил свое кресло в угол. — Ты злобный, мерзкий, трусливый…
— Ох, успокойся, — откликнулся Каул. — Я взял лишь небольшую часть ее души, а все остальные ваши няньки в полном, если и не душевном, то телесном здравии.
Резкий яркий свет вспыхнул в заставленной комнате, и внезапно стало видно, что большая часть фигур — это просто куклы, да, совершенно точно не настоящие: манекены или своего рода анатомические пособия, с вывернутыми и торчащими мышцами и сухожилиями, расставленные там как статуи. Но среди них, с кляпами во ртах, привязанные к стульям или деревянным колоннам, вздрагивающие и жмурящиеся от внезапного яркого света были настоящие, живые люди. Женщины. Восемь, десять… Я не успел сосчитать всех… Большинство из них были немолоды, растрепаны, но узнаваемы.
Наши имбрины.
— Джейкоб, это они! — воскликнула Эмма. — Ты видишь мисс…
Свет моргнул и погас, прежде чем мы смогли отыскать мисс Сапсан, и после яркого света мои глаза уже ничего не могли различить в темноте за стеклом.
— Она тоже там, — произнес Каул со скучающим вздохом. — Ваша благочестивая птица, ваша наседка…
— Твоя сестра, — напомнил я, в надежде, что это вселит в него хоть немного человечности.
— Мне бы очень не хотелось убивать ее, — согласился Каул, — и, полагаю, не придется, при условии, что ты дашь мне то, что я хочу.
— И что же это? — спросил я, отворачиваясь от стекла.
— Ничего существенного, — небрежно бросил Каул. — Всего лишь маленький кусочек твоей души.
— Что??? — рявкнула Эмма.
Я расхохотался.
— Ну-ну, выслушай меня, — отозвался Каул. — Мне даже не нужна вся целиком. Достаточно будет и обычной пипетки. Это даже меньше, чем я взял у мисс Клёст. Да, это сделает тебя немного заторможенным на какое-то время, но через пару дней все твои способности полностью восстановятся.
— Тебе нужна моя душа, потому что ты думаешь, что это поможет тебе воспользоваться библиотекой, — заявил я, — и заполучить всю ее мощь.
— Вижу, ты разговаривал с моим братом, — заметил Каул. — Тогда ты также должен знать: я уже почти осуществил это. После целой жизни поисков я наконец-то нашел Абатон, а имбрины, вот эта самая идеальная комбинация имбрин, открыли для меня дверь. Увы, только тогда я понял, что мне по-прежнему недостает еще одного компонента. Странного со специфическим талантом, который не так то часто встретишь в наши дни. Я уже почти отчаялся найти такого человека, когда узнал, что внук некоего странного может подойти, а эти имбрины, все равно уже бесполезные для меня, могут послужить приманкой. И так и произошло! Я, правда, верю, что это судьба, мой мальчик. Ты и я, вместе мы войдем в историю странного мира.