Библиотека душ - Страница 59

В воздухе чувствовался слабый запах бензина. Неподалеку раздавался многоголосый смех. Он то становился громче, то затихал, то становился громче, то затихал. Это был звук спортивного бара, где смотрят игру, только это было невозможным: это был совершенно современный звук, и здесь не было телевизоров.

Мужчина в заляпанных грязью штанах вышел из дома. Когда дверь распахнулась голоса стали громче, и затихли, когда она захлопнулась. Он прошел через улицу с ведром в руке. Мы обернулись, глядя, как он подходит к тому, что я не заметил до этого: паре медвежат, сидящих на цепи у спиленного фонарного столба на краю улицы. Они выглядели страшно печально, их цепи были всего пару футов в длину, и они сидели в грязи и смотрели на приближающегося человека с выражением смертельного ужаса, прижав мохнатые уши. Мужчина высыпал перед ними какие-то гнилые объедки и ушел, не проронив ни слова. Я был несказанно подавлен всей этой сценой.

— Это тренировочные гримы, — послышался голос Шэрона. Мы обернулись и увидели, что он стоит позади нас, — Кровавые забавы здесь весьма прибыльный бизнес, а бой с медвегримом считается основным испытанием. Молодые бойцы, однако, должны как-то тренироваться, так что они начинают с медвежат.

— Это ужасно, — произнес я.

— У медведей сегодня выходной благодаря вашей зверушке, — Шэрон указал на небольшой дом. — Оно там, на заднем дворе. Но прежде чем мы войдем, должен предупредить вас: это — амбропритон, и здесь будут странные совсем высветившие себе мозги. Не разговаривайте с ними, и что бы вы не делали, не смотрите им в глаза. Я знаю людей, которые ослепли таким образом.

— Что значит «ослепли»? — удивился я.

— Только то, что это значит. Теперь идите за мной и не задавайте больше никаких вопросов. Рабы не задают вопросов своим хозяевам.

Я увидел, как Эмма стиснула зубы. Мы пристроились за Шэроном, который направился к собравшимся у дверей мужчинам.

Шэрон поговорил с ними. Я попытался подслушать, стараясь одновременно держать положенную рабу дистанцию и не поднимать глаз. Один из них сказал Шэрону про «входную плату», и тот выудил монету из складок плаща и заплатил ему. Другой спросил насчет нас.

— Еще не дал им имена, — ответил Шэрон. — Только вчера купил. Они еще совсем зеленые, и я не решаюсь выпускать их из виду.

— Правда что ли? — спросил один из мужчин, подходя к нам. — Нет имен?

Я потряс головой, на пару с Эммой разыгрывая немого. Мужик осмотрел нас с ног до головы. Мне захотелось вылезти из кожи.

— Я тебя видел где-то? — снова спросил он, наклоняясь ко мне.

Я промолчал.

— Может в окошке у Лорейн? — предположил Шэрон.

— Не-е, — протянул мужик и махнул рукой. — А, ладно, уверен, потом вспомню.

Я рискнул взглянуть на него, только когда он отвернулся. Если он и был одним из канавных пиратов, то не из тех, с кем мы столкнулись. У него был перебинтован подбородок, и еще один бинт был на лбу. Еще несколько мужчин были перевязаны подобным образом, а у одного я заметил повязку на глазу. Мне стало интересно, были ли они ранены во время боя с медвегримами.

Мужик с повязкой на глазу открыл перед нами дверь:

— Наслаждайтесь, — произнес он, — но я бы не посылал их в клетку сегодня, если конечно не хочешь потом отскребать их с земли.

— Мы только чтобы смотреть и учиться, — ответил Шэрон.

— Толковый малый.

Нам махнули рукой, и мы поспешили присоединиться к Шэрону, старясь держаться как можно ближе и желая поскорее избавиться от провожающих нас пристальных взглядов. Семифутовому Шэрону пришлось нагнуться, чтобы пройти в дверь, и он оставался в полусогнутом положении все время, пока мы были внутри — настолько низким был потолок. Помещение, в которое мы вошли, было темным и пропахшим дымом, и пока мои глаза не привыкли, все, что я мог видеть, это точки оранжевого света, мерцающие тут и там. Постепенно моему взгляду предстала комната, освещенная масляными лампами, настолько тусклыми, что давали света не больше чем пламя спички. Она была длинная и узкая, с встроенными в стены двухъярусными кроватями, какие можно встретить в темных недрах морского судна.

Я споткнулся обо что-то и чуть не свалился.

— Почему здесь так темно? — пробормотал я, нарушив свое обещание не задавать вопросов.

— Глаза становятся чувствительными, когда эффект амбро проходит, — объяснил Шэрон. — Даже слабый дневной свет почти невыносим.

Тут я заметил на кроватях людей, некоторые развалились и спали, другие сидели в импровизированных гнездах из скомканных простыней. Они провожали нас взглядами, вяло куря и переговариваясь шепотом. Кое-кто разговаривал сам с собой, бубня маловразумительные монологи. У некоторых были повязки на лицах, как у привратников, или маски. Я хотел расспросить Шэрона о масках, но еще больше я хотел забрать ту пустóту и убраться отсюда.

Мы раздвинули занавеску из бус и вошли в комнату, в которой было немного светлее и гораздо многолюднее, чем в первой. Дородный мужчина стоял на табурете у противоположной стены, направляя людей в две двери:

— Бойцы — налево, зрители — направо! — кричал он. — Ставки принимаются в общей комнате!

Я услышал громкие крики через несколько комнат от нас, а через секунду толпа расступилась и пропустила трех человек, двое из которых тащили третьего, который был без сознания и весь в крови. Вслед им летели свист и улюлюканье.

— Вот так выглядят проигравшие! — проревел человек на табурете. — А вот так, — указал он на соседнюю комнату, — выглядят трусы!